Падение Кенигсбергской торговли и попытки возродить былое значение кенигсбергского порта


В период первой мировой воины аппетиты немецких хищников, проникнутых идеями пруссачества и пангерманизма, все более и более возрастали. В 1918 году, после Брестского мира, торговая палата Кенигсберга обратилась к германскому правительству с требованием о присоединении к Восточной Пруссии территорни русской Польши. Эта аннексия, как значилось в меморандуме палаты, совершенно необходима для процветания Восточной Пруссии, но «Польша отделяет ее от важнейших областей старой России и своими каналами и железными дорогами господствует над путями на Украину. Экономические сношения с Украиной, утверждение и развитие которых необходимы Восточной Пруссии и от которых зависит преуспевание Кенигсберга, невозможны без обладания польской территорией». Меморандум выражает протест против возможного восстановления Польши как самостоятельного государства. Мотивируется это тем соображением, что если Польша будет восстановлена, она не сохранит дружественных отношений с Германией.
Так немецкие хищники из Кенигсберга, действуя, в духе пруссаческих традиций, протягивали свои руки к богатой Украине, пытаясь для непосредственной связи с ней прихватить также и польские земли. Неожиданный для немцев исход войны привел, как известно, к потере немцами даже и немецкой Польши, и сама Восточная Пруссия с Кенигсбергом оказалась отрезанной от остальной Германии Данцигским коридором. Для Кенигсберга особенно оказалась пагубной потеря русского рынка, в результате чего его торговля катастрофически упала. Советский Союз не граничил с Восточной Пруссией.
Изменился самый характер экспорта Советского Союза, и его товары направлялись уже не через Кенигсберг, а через Латвию и Эстонию и через северные порты.
Пала тогда и кенигсбергская промышленность, основанная на привозном русском сырье; переживало упадок и сельское хозяйство, главным образом вследствие недостатка скота как тягловой силы. В 1919 году общий урожай ржи достигал лишь 2/3 до военной нормы, урожай яровых— ½, а урожай картофеля—лишь 1/3 этой нормы. По данным немецкой статистики, урожай хлебов даже в 1930 году не достиг довоенного уровня; одновременно для поголовья рогатого скота в значительной мере недоставало кормов, ранее привозившихся из России. Потеряв русский рынок и будучи территориально оторванной от основной Германии, Восточная Пруссия, с Кенигсбергом должна была бы установить тесную связь с Польшей и на этой основе строить свое хозяйство. Но этого немецкие хищники, не перестававшие мечтать о реванше, как раз и не хотели делать по политическим соображениям. Они никак не хотели мириться с какой бы то ни было зависимостью Восточной Пруссии от соседей и поэтому не заключали торгового договора с Польшей, продолжая поддерживать искусственно хозяйственную связь своей территориально оторванной провинции с основной Германией, по-прежнему рассматривая эту провинцию как форпост для новых захватов на Востоке. Торговля Кенигсберга при таких условиях приняла ненормальный характер: потребные для промышленности руда, уголь, цемент вывозились из Западной Германии (нижнерейнских областей), туда же сбывались продукты сельского хозяйства. Издержки по транспортированию этих товаров приводили к тому, что, например, уголь в Кенигсберге стоил вдвое дороже, чем в соседнем Данциге, а сельское хозяйство могло оправдывать себя только благодаря правительственным субсидиям.
Немецко-фашистские националисты привыкли кричать о том, что хозяйство в Восточной Пруссии вообще и в Кенигсберге в частности расстроилось вследствие образования Данцигского коридора. Однако польские экономисты и политики не раз справедливо указывали, что Коридор никогда не мешал торговым связям Восточной Пруссии с остальной Германией, так как германские товары всегда пропускались через этого Коридор беспрепятственно. В действительности не Коридор привел к упадку хозяйство Восточной Пруссии, а тупое упорство пруссачески настроенного юнкерства, одержимого старинной слепой ненавистью к своим славянским соседям.
При упадке торговли в Кенигсберге производились грандиозные работы по переоборудованию порта. Это делалось по уверению немцев, для того, чтобы устранить торговую конкуренцию других балтийских портов и вернуть Кенигсбергскому порту его былое значение; в действительности же все эти работы были обусловлены военно-политическими целями: Кенигсберг должен был продолжать служить складочным местом и главным арсеналом при возобновлении немецкой агрессии. Вот почему расширили и углубили (до 8 метров) Кенигсбергский канал, сделав возможным проход через него самых больших (в том числе военных) судов; устроены были вместе с тем огромные помещения для складов разных товаров и зернохранилища.
Между тем морская торговля Кенигсберга, несмотря на организованную в нем с 1920 года так называемую «восточную ярмарку», лишь к 1930 году достигла довоенного уровня и, следовательно, вполне могла обойтись без переоборудования порта. Одновременно с этим переоборудованием расширяли и улучшали подъездные пути к Кенигсбергу и основывали линии воздушных сообщений, для обслуживания которых в Кенигсберге был сооружен воздушный вокзал, один из самых больших в Германии. Немцы пытались развивать и прусскую, в частности кенигсбергскую, промышленность, хотя необходимые предпосылки к ее развитию (местная дешевая руда и уголь) отсутствовали, не говоря уже о малой емкости местного рынка.
Вместе с тем Кенинсберг по-прежнему сохранял свое значение первоклассной немецкой крепости. Союзники отказались от проектировавшегося одно время уничтожения укреплений Кенигсберга и даже оставили в неприкосновенности его тяжелую артиллерию. Правда, немецкая армия была сокращена и поставлена под контроль союзнической комиссии, но юнкеры сумели сохранить в своих обширных поместьях, где они числились обыкновенными сельскохозяйственными рабочими.
Вместе с тем Кенигсберг по-прежнему сохранял свое знамение первоклассный немецкой крепости. Союзники отказались от проектировавшегося одно время уничтожения укреплений Кенигсберга и даже оставили в неприкосновенности его тяжелую артиллерию. Правда, немецкая армия была сокращена и поставлена под контроль союзнической комиссии, но юнкеры сумели сохранить значительную часть этой армии, укрыв солдат в своих обширных поместьях, где они числились обыкновенными сельскохозяйственными рабочими.
Так Восточная Пруссия и после разгрома немцев в первую мировую войну продолжала оставаться оплотом немецкой агрессии на Востоке. В начале 1932 года представители пруссачества подняли провокационный крик о подготовке польского вторжения в Восточную Пруссию; в связи с этим в Кенигсберге устроено было большое собрание, которое требовало помощи от правительства Гинденбурга. При этом раздавались воинственные речи, направленные против соседей, в первую очередь, конечно, против Польши. Не удивительно, что в такой обстановке гитлеризм уже в начале 30-х годов имел в Пруссии, и в частности в Кенигсберге, шумный успех, поскольку Гитлер заявил, что он намерен продолжать борьбу на Востоке как продолжатель старой политики Тевтонского ордена.
Эта борьба, однако, осложнялась одним крайне неприятным для немецких националистов и фашистов обстоятельством, именно массовым отливом населения Восточной Пруссии на запад. Немецкие фашистские круги стали даже говорить о своего рода Drang nach Western («натиске на Запад»), противопоставляя его старому Drang nach Osten («Натиску на Восток»). Высчитано, что в XIX веке и в первой трети ХХ века (до 1933 года) из Восточной Пруссии эмигрировало в Западную Германию около миллиона человек. Это относительно очень большая цифра, если сравнить ее с общим количеством населения Восточной Пруссии в 1933 году, равнявшимся приблизительно 2 335 тысячам человеком, из которых около 300 тысяч составляло население Кенигсберга. Рост населения Восточной Пруссии вследствие такого отлива его на сторону шел крайне медленно, и этим, между прочим, опровергаются все умствования немецких фашистских политиков о недостатке у немцев «жизненного пространства». В восточной Пруссии это пространство оставалось неиспользованным, так как эта область могла прокормить гораздо большее количество населения в сравнении с тем, которое в ней проживало.
Причина массовой эмиграции из Восточной Пруссии – господство прусских юнкеров в социально-политических сферах. Население отливало в передовые, индустриальные районы Германии (главным образом в Рейнско-Вестфальский район) в поисках лучших условий существования. Между тем, в Восточной Пруссии предпосылки для широкой индустриализации отсутствовали ввиду засилья крупной земельной собственности юнкеров и малой емкости внутреннего рынка. Получался какой-то порочный круг в социально-экономической жизни Восточной Пруссии: индустриализация была невозможна без роста внутреннего рынка, связанного с увеличением населения, а увеличение населения было невозможно без индустриализации.
Заправилы германской политики били тревогу, крича о «национальной опасности», и пытались провести ряд мероприятий против отлива населения на запад, совокупность которых известна под именем «Osthilfe», то есть «помощь востоку». На эту помощь еще до Гитлера было затрачено до 2 миллиардов золотых марок (в период между 1922 и 1931 годами), а между тем ощутительных результатов не получалось. «Osthilfe» выражалась в искусственном насаждении промышленности (прежде всего в Кенигсберге и в других городах), в погашении задолженности сельского хозяйства, в кредитах на общественные работы, в колонизации, связанной с частичной парцелляцией крупных имений. В Кенигсберге, накануне захвата власти гитлеровцами, была выработана широкая программа борьбы с эмиграцией и упадком сельского хозяйства Восточной Пруссии. Она сводилась к широкой индустриализации, которая привлекла бы в эту область массу людей, расширила бы емкость внутреннего рынка и увеличила бы потребление сельскохозяйственной продукции. При этом новые фабрики и заводы должны были устраиваться вне городов, при больших водных и сухих путях, с обеспечением рабочих жилищами и наделением их земельными участками. Последнее должно было служить залогом обеспечения рабочих на случай кризиса.
Гитлеровское правительство, в основном принявшее эту программу, дополнило ее проектом переселения в Восточную Пруссию полутора миллиона человек, которые должны были усилить «германскую крепость на востоке». При этом гитлеровцы запретили въезд в Восточную Пруссию польским рабочим, которые ежегодно в количестве более 20 тысяч человек приезжали туда на заработки. Гитлеровцы выдвигали также необходимость парцелляции части крупных поместий для наделения землей местного и пришлого крестьянства. У нас нет точных данных о реализации этих широких планов, но германская статистика населения определенно говорит о том, что они сорвались: население Восточной Пруссии перед второй мировой войной существенно не увеличилось. В то же время известно, что оно продолжало массами отливать в Западную Германию, преимущественно в Рурский район. В основном осталась неприкосновенной и крупная земельная собственность; так в Кенигсбергском округе, этом гнезде юнкерства, 70% земель продолжало оставаться в руках помещиков. Что касается промышленности, то в Кенигсберге она значительно выросла при фашистах, но выросла не органически, то есть не в связи с общей хозяйственной конъюнктурой, а под влиянием искусственных мероприятий. Промышленность, насаждавшаяся здесь, служила главным образом военным целям, в связи с усилением подготовки новой агрессии. Это – производство моторов, вагонов, паровозов, судов, а также строительных материалов. Организуя кенигсбергскую промышленность для военных целей, устраивая для тех же целей Кенигсбергский порт, фашисты в то же время продолжали возводить вокруг города новые сложные укрепления. Это те самые укрепления, которые были преодолены и стерты с лица земли нашей доблестной Красной Армией при взятии Кенигсберга.
Красная Армия уничтожила Кенигсберг как плацдарм германского империализма, и немецкая твердыня на востоке становится русским городом, на этот раз окончательно. Необходимость и справедливость изъятия Кенигсберга из рук немцев диктуется всей предыдущей историей этого города. Все время его хозяйственная роль отодвигалась на второй план прусско-немецкими хищниками, и он все время был в первую очередь немецким бастионом для враждебных действий против соседей, орудием нарушения мира. Теперь разбойничья роль Кенигсберга окончилась. В составе Советского Союза он никому не будет грозить и вредить и до конца исчерпает все свои хозяйственные возможности в нашем мирном строительстве. Возможности же эти как Кенигсберг обладает первоклассной гаванью, связанной кратчайшими и наиболее удобными путями сообщения с советскими гаванями Черного моря.

Н.П. Грацианский, Кенигсберг, М., 1945.